— Мужики, Кюрасао недалеко. У меня впечатление, что мы здорово отклонились на север и потому теперь будем плыть только на запад. К Нидерландским Антильским островам мы не должны приближаться.

— Мы полагаемся на тебя, Бабочка, — сказал бретонец.

— Да, мы полагаемся на тебя, — повторяют они все хором. — Делай как находишь нужным.

— Спасибо за доверие.

Всю ночь мы ждем ветра, но только в 4 утра появляется бриз, который сдвигает нас с места. К утру бриз усиливается и на протяжении последующих тридцати шести часов он достаточно силен, чтобы двигать нас в нужном направлении и с достаточной скоростью. Волны не велики и не причиняют нам вреда.

Кюрасао

Чайки. Сначала мы услышали их крики — была ночь, а потом увидели и их самих, кружащих над лодкой. Одна из них опустилась на мачту, взмыла вверх и снова опустилась. Это продолжалось более трех часов — до появления первых лучей солнца. На горизонте не видно ничего, что говорило бы о близости суши. Откуда же, черт побери, взялись чайки? Мы все глаза проглядели, но так и не обнаружили ни одного, даже малейшего, признака суши. С заходом солнца поднимается полная луна, и ее тропический блеск больно режет глаза — во время шторма я потерял солнечные очки и фуражку с козырьком. В 8 часов вечера далеко на горизонте появляется черная полоска.

— Это суша, я в этом уверен, — говорю я первым.

— Да.

Все говорят, что и они видят черную полоску, которая должна быть сушей. Всю ночь я стою на вахте, направляя лодку ко все заостряющейся тени. Прибываем. Сильный ветер и послушные волны гонят нас к берегу. Нет никаких признаков, по которым мы могли бы угадать, что представляет из себя берег: скалы или песок. Я ничего не различаю, кроме цепочки огней, непрерывной вначале и беспорядочной вдалеке. Мы приближаемся, и я бросаю якорь в километре от берега. Паруса спущены и сложены, а нас качает из стороны в сторону. В таком неудобном, хотя и безопасном, положении мы могли подождать до утра, если бы вдруг не вырвало якорь. Мы поднимаем дополнительные паруса, но, несмотря на все мои усилия, волны гонят нас к скалам, и мы оказываемся от них в столь опасной близости, что я решаю поднять основной парус и мчаться к суше на всей скорости. В результате, мы застреваем между двумя скалами, а лодка распадается на части. Со следующей волной все прыгают в воду, чтобы добраться до берега — помятые, побитые, но живые. Больше всех пострадал Кложе — ему мешал гипс. На его лице и руках полно царапин, течет кровь. Остальные отделались легкими ушибами. Из моего уха, которое слегка «задело» за скалу, течет кровь.

Как бы там ни было, все мы живы и сидим на земле, не опасаясь волн. С восходом солнца я возвращаюсь к лодке, которая почти полностью погрузилась в воду. Компас застрял между досками задней скамьи, и мне с трудом удается вырвать его оттуда. Людей не видно. Мы смотрим туда, где были огни. Оказывается, это фонари, которые предупреждают рыбаков о приближении к опасному району. Мы бродим по берегу, но встречаем лишь громадные и суровые кактусы. Видим колодец и падаем возле него обессиленные, — каждому из нас по очереди приходится носить на себе Кложе. У колодца, который давно высох, лежат скелеты ослов и коз. Кругом ни души. Подходим к домику с распахнутой настежь дверью и кричим: «Алло! Алло!» Никого нет. На камине мы обнаруживаем кошель, в котором я нахожу флорены — голландские деньги. Значит, мы попали на голландскую территорию: Бонер, Кюрасао или Аруба. Из мешка мы ничего себе не берем.

Когда мы вышли, неожиданно дорогу нам преградил потрепанный форд.

— Вы французы?

— Да, господин.

— Садитесь, пожалуйста, в машину.

Трое усаживаются на заднем сиденье, и Кложе ложится на их колени. Мы с Матуретом сидим рядом с водителем.

— Сели на мель?

— Да.

— Кто-нибудь утонул?

— Нет.

— Откуда вы прибыли?

— Из Тринидада.

— А до этого?

— Из Французской Гвианы.

— Заключенные или ссыльные?

— Заключенные.

— Я доктор Наал, хозяин этого прибрежного участка. Это полуостров, принадлежащий Кюрасао. Его название — Остров Ослов. Здесь много коз и ослов, которые питаются колючками кактусов. Эти кактусы в народе прозвали «девушками Кюрасао».

В ответ я замечаю, что это отнюдь не комплимент для женщин Кюрасао.

Тучный человек заливается смехом, а форд в это время начинает чихать и задыхаться, словно больной астмой. Потом и совсем останавливается. Я киваю в сторону ослов:

— Если машина отказывается нас везти, ослы смогут взять ее на буксир.

— У меня в ящике есть упряжь, но попробуйте поймать парочку ослов и впрячь их. Это не так просто.

Хозяин машины поднимает крышку двигателя, сразу обнаруживает неисправность: оборвался провод в системе зажигания. Мы едем по ухабистой дороге и вскоре подъезжаем к белому шлагбауму, около которого стоят двое. Белый человек говорит по-голландски с очень чисто одетым негром, который время от времени поддакивает: «Йа, мастер, йа, мастер».

Мы выходим из машины и усаживаемся в тени на траве. Форд отъезжает, а негр разговаривает с нами на папьяменто [6] . Он сообщает нам, что очень боится нас, так как господин Наал, который поехал за полицией, предупредил его, что мы беглые воры. Этот бедный чернокожий дьяволенок не знает что делать, чтобы нам понравиться. Он готовит очень светлый кофе, который возвращает нам силы. После часа ожидания появляется грузовик, напоминающий «черного ворона» с шестью полицейскими, и открытая машина с тремя господами, среди которых и доктор Наал. Они выходят из машины, и один из них — низкорослый, с бритой головой, говорит:

— Я отвечаю за безопасность на острове Кюрасао. Мой долг — задержать вас. Со времени прибытия на остров, успели ли вы совершить какое-либо преступление, и если да — то какое именно?

— Господин, мы беглые каторжники. Мы прибыли из Тринидада, и наша лодка села на мель всего несколько часов назад. Я руководитель этой маленькой группы и могу подтвердить, что ни один из нас не совершил ни малейшего преступления.

Инспектор поворачивается к доктору Наалу и разговаривает с ним по-голландски. Они спорят. Появляется человек на велосипеде. Громко и скороговоркой он что-то объясняет инспектору.

— Господин Наал, почему вы сказали этому человеку, что мы воры?

— Мой работник, который следит за стадом ослов, видел вас входящими в его дом.

— Только потому, что мы вошли в дом — мы воры? Это глупо. Ничего, кроме воды, мы там не взяли. Но разве это кража?

— А кошелек с флоринами?

— Верно, я его открыл и при этом порвал веревку, но я хотел только посмотреть на деньги, чтобы знать, в какую страну мы попали. Кошелек со всеми деньгами я положил на место.

Инспектор пристально смотрит мне в глаза, а потом поворачивается к человеку, который приехал на велосипеде и строгим голосом что-то ему говорит, а затем просит сесть в его машину и отъезжает, прихватив еще двоих полицейских. К нам подходят Наал и еще один человек.

— Я хочу объяснить вам, — говорит Наал, — этот человек сказал мне, будто его кошелек пропал. Но инспектор уличил его во лжи. Мне очень жаль, но моей вины в этом нет.

Через четверть часа возвращается машина. Инспектор говорит нам:

— Вы сказали правду. Этот человек — низкий лгун. И за свою ложь он будет наказан.

Человека сажают в «черный ворон», и туда же поднимаются пятеро моих спутников. Мне инспектор предлагает сесть рядом с водителем. Мы едем по извилистой дороге и, наконец, въезжаем в город с типично голландским пейзажем. Бросается в глаза чистота и множество велосипедов на дороге. В полицейском участке мы попадаем в комнату, где в кресле сидит крупный блондин лет сорока. Инспектор представляет его нам:

— Перед вами — главный инспектор полиции Кюрасао. Господин инспектор, этот человек — руководитель группы из шести человек, которую мы задержали.

— Хорошо, инспектор. Добро пожаловать на Кюрасао. Как тебя звать?